АЛЬБРЕХТ ФОН ГАЛЛЕР

Из крупных деятелей XVIII века первым следует назвать Альбрехта фон Галлера. Это был выдающийся человек своей эпохи, которого по праву можно назвать энциклопедистом. Такие люди встречались лишь до XVIII века, ибо позднее никто уже не мог воспринять все выдуманное, изобретенное и открытое человеческим разумом.

Галлер — великий анатом и великий физиолог. В его время обе эти эти специальности были еще объединены. Правда, до известной степени они объединены и ныне: нельзя изучать только строение органа, например, поджелудочной железы, не задаваясь при этом вопросом, каково ее назначение, и, наоборот, нельзя даже пытаться исследовать и постигнуть функцию какого-либо органа, не зная его строения. Длительное время анатомия была теснейшим образом связана с хирургией, так как никто не нуждался в ней более, чем хирург. Ныне же, как известно, ни один врач, какой бы специальности ой себя ни посвятил, не может обойтись без анатомии. Анатомия и физиология представляли собой единый предмет для наблюдения, преподавания и изучения до тех пор, пока благодаря Гарвею на передний план не выступила одна из множества функций человеческого организма — кровообращение. Галлер открыл новую эпоху физиологии, и эта дисциплина стала со временем столь обширна, многообразна и значительна, что единство анатомии и физиологии сохраниться уже не могло, и обе главные части медицины — учение о структуре и учение о функциях органов — должны были разделиться, чтобы образовать самостоятельные предметы преподавания. Но это никогда не мешало и не мешает помнить об их внутренней связи.

Альбрехт фон Галлер

Альбрехт фон Галлер (1708-1777)

В возрасте 4—5 лет Галлер был тем, что называют вундеркиндом. Но самое замечательное не это, а то, что в отличие от большинства вундеркиндов, которые обычно не оправдывают возлагаемых на них надежд, он действительно оказался гением. Галлер родился в 1708 г. в Берне. Его отец был адвокатом. Пяти лет мальчик уже умел писать, девяти лет он обзавелся словарями греческого и древнееврейского языков, двенадцати лет составил грамматику халдейского языка и к этому же времени был уже обладателем, по-видимому, наиболее оригинальной коллекции, которую когда-либо собирал какой-нибудь мальчик: у нее было 2000 выписок из прочитанных им биографий. Наряду с этим он читал все, что только попадалось под руку, писал стихи, романы, книги по математике, переводы — даже для любящего отца все это было непостижимо.

Когда Галлеру исполнилось 13 лет, отец его умер и мальчика отправили в семью его друга в Биль. Отец этого друга был врачом. Он возбудил в Альбрехте интерес к медицине и убедил его ехать учиться в Тюбинген. Таким образом, пятнадцати лет Галлер начал изучать медицину. Но в Тюбингене юноше не понравилось: там не давали трупов, так что приходилось ограничиваться вскрытиями собак, что же касается ботанических экскурсий, то многие студенты возвращались с них без растений, но под хмельком. Вся атмосфера показалась Галлеру недостаточно нравственной, поэтому через шестнадцать месяцев он отправился в Лейден, где клинические лекции читал знаменитый Бургав, а лекции по анатомии — Бернхард Альбин. К первому тяготел весь высший медицинский свет, а второй привлекал главным образом тех, кто интересовался анатомией. В 1727 г., девятнадцати лет от роду, Галлер получил степень доктора медицины за анатомический труд, в котором доказал ошибку, допущенную одним из профессоров анатомии в Галле. После этого он совершил традиционную учебную поездку в Англию и Францию.

В Париже Галлер побывал у Уинслоу, метод которого — изучать отдельные органы не изолированно от других, а в их естественном состоянии в теле, — произвел на него особо сильное впечатление. Этот метод был им заимствован. Возвратясь в Швейцаоию, Галлер решил продолжать свое образование в Базеле. Здесь он попал под влияние Иоганна Бернулли и некоторое время усердно занимался математикой. Результатом явилась книга об анализе бесконечно малых величин. Заключительные строки этой книги он писал как раз тогда, когда ему нужно было итти под венец: пришлось в конце концов насильно оторвать его от письменного стола и буквально заставить вести свою невесту к алтарю.

Закончив книгу по математике, Галлер несколько лет занимался врачебной практикой, но признавался, что больные интересовали его лишь тогда, когда умирали: он получал возможность вскрыть их и рассказать о результатах вскрытия на лекциях, которые читал в качестве заместителя преподавателя анатомии. Наряду с этим врач и анатом занимался ботаникой, со страстью коллекционировал минералы и был незаурядным писателем, весьма способствовавшим расцвету немецкой поэзии.

Однако удовлетворения Галлер не испытывал: врачебная практика не была его призванием, ему нужна была кафедра. Охотнее всего он занял бы должность профессора математики у себя на родине, которую горячо любил, но в Швейцарии профессуру ему не предложили, и он решил снова отправиться за границу, в Геттинген, где как раз создавался новый университет. Поездка стоила жизни его молодой жене — она оказалась жертвой аварии с каретой, которая произошла при их прибытии в этот город в 1736 г.

В Геттингене для Галлера открылось широкое поле деятельности: его специальностями были хирургия, анатомия, ботаника, а соответствующие институты, которые были основаны, учреждались, строили так, как он хотел, расчетливости не проявляли. Подозревали ли в университете, что в его стенах работает гений?

Семнадцать лет Галлер провел в Геттингене. За эти годы он бесконечно много сделал для анатомии: для той анатомии, для которой достаточно вскрытия трупов, и для так называемой одушевленной, живой анатомии («Anatomia animata»), которую в наше время называют физиологией, но которая для Галлера была еще частью единой анатомии; Галлер хотел познать человека и функции его тела. Он совсем не жаждал непременно открыть все сам: распределив работу между учениками и объяснив, что и как они должны изыскивать, профессор оставил себе изучение кровеносных сосудов. Он стремился главным образом к тому, чтобы составить общую картину и дать ее описание. В 1751 г. он организовал в Геттингене Королевскую академию наук и пожизненно оставался ее президентом.

Несмотря на такую обширную, многообразную и успешную деятельность, Галлеру внезапно стало скучно в Геттингене. Был ли это зов родины? Влекли ли его к себе Альпы? Был ли он обижен тем, что кто-то за одно безобидное стихотворение «К Дориде» назвал его безнравственным? Во всяком случае причины, побудившие его покинуть Геттинген, неясны. Определенного плана у него не было: он просто хотел жить в Берне хотя бы, как он говорил, в качестве судебного писаря, и в самом деле готовился к экзаменам на эту должность. Но в Берне теперь уже знали, кто такой Галлер, и назначили его как-никак окружным старшиной. Но и это ему наскучило, и он вернулся к более плодотворной деятельности: практиковал как врач, заботился об улучшении сельского хозяйства, о добыче соли и писал, писал сколько мог...

Галлер дожил почти до семидесяти лет. Последними словами его были: «Он уже не бьется». Он подразумевал свой пульс, который до этого момента чувствовал.

Главные труды Галлера, как уже упоминалось, посвящены физиологии, «Anatomia animata», которая была для него «живой» анатомией не только потому, что в основе ее лежит наблюдение и эксперимент на живом организме, но и потому, что ее данные нужны живым людям — больному и врачу, который призван помочь больному. Именно только в этом для Галлера, а в итоге и для всех врачей, заключался смысл анатомии. Однако дать правильное описание всего того, что сделал Галлер, нелегко.

Прежде всего следует указать, что он открыл механизм дыхания. Как дышит человек или животное, каким образом происходит дыхание? Этот вопрос, конечно, стоил того, чтобы над ним поразмыслить и привлечь для его решения все имевшиеся в то время средства. Еще в Геттингене Галлер занялся изучением механики дыхания. К этому его побудили утверждения физика Г. Э. Гамбергера, который рассматривал жизнь с чисто механистических позиций и отстаивал разделяемую в то время многими точку зрения, что при дыхании легкие сокращаются и вновь расширяются, вследствие чего в будто бы существующее пространство между легкими и грудной клеткой поступает воздух, который затем оттуда выходит. Гамбергер утверждал, что здесь действует физический закон сцепления. Конечно, подобного рода дыхательную машину можно было бы изготовить, но в действительности все происходит иначе, и в чрезвычайно узком пространстве между грудной стенкой и легким воздуха нет, в чем могли убедиться анатомы, — обычно там содержится лишь немного жидкости.

Чтобы опровергнуть точку зрения Гамбергера, Галлер вскрыл под водой грудную полость живого животного. Если бы там был воздух, он должен был бы выйти наружу, но пузырьков воздуха не появилось. Производя этот опыт, Галлер удалил несколько ребер и мышцы, но сохранил плевру, так что легкое просвечивало сквозь свой мешок. Галлер убедился, что при вдохе легкое расширяется не активно, а пассивно, под действием натяжения мышц грудной клетки и диафрагмы, само же легкое активных движений не производит. Грудная полость расширяется и удлиняется благодаря деятельности мышц; легкое пассивно растягивается при увеличении объема грудной полости и столь же пассивно уменьшается, т. е. суживается, при уменьшении объема грудной полости: это и есть вдох и выдох. Химия дыхания, значение вещества, о котором говорил Мейо, остались скрытыми от взора Галлера, хотя он и был знаком с книгой этого англичанина. Но и он предполагал, что благодаря дыханию кровь получает нечто важное. «Легкое служит для того, — указывает Галлер в своих набросках лекций по физиологии, — чтобы всасывать и передавать в кровь селитру из воздуха. Это и вызывает ярко-красную окраску. Быть может, она предохраняет тело животного от гниения». Таким образом, он не знал того, что главное — это кислород, однако подразумевал его под селитрой.

Из труда Галлера, посвященного механике дыхания, видно, что он пользовался методом эксперимента. Это позволяет охарактеризовать исследователя как физиолога современного типа, первого экспериментировавшего систематически. Галлер дал очень хорошее физиологическое объяснение возникновения речи и голоса, не обойдя даже детали. Он интересовался также сердцем и кровью. Один из учеников Галлера, изучавший кровь, выполняя задание своего учителя, определил, что цвет крови зависит от наличия в ней железа. Галлер указал также, как подойти к решению вопроса о том, сколько времени требуется крови, чтобы пробежать от сердца к органам и возвратиться к сердцу.

В вопросах пищеварения Галлер также был осведомлен, но в его описании физиологии пищеварения не хватает химии, которая в то время еще не получила широкого признания. Таким образом, эта глава, в целом превосходная, страдала недостатками — физиология пищеварения без химических познаний в наше время немыслима. По Галлеру, слюна — всего лишь вещество, размачивающее куски пищи для того, чтобы их было легче проглатывать. Свойство слюны превращать крахмал в сахар, которое в наши дни любой студент может продемонстрировать на кусочке белого хлеба не было ему известно. Желудочный сок он принимал за слизь, а кислотность желудочного сока рассматривал как признак плохого пищеварения. Он считал, что функция сока поджелудочной железы лишь в том, чтобы отнимать остроту у желудочного сока, но правильно отметил, что желчь способствует перевариванию жиров. Таким образом, желчь, по Галлеру, нечто важное, продукт печени, а не выделение желчного пузыря, как думали до него. Он установил это, лишая животных желчного пузыря, а также производя вивисекции с целью узнать, у всех ли животных есть желчный пузырь, и видел, что у лошади, например, желчного пузыря нет.

От изучения пищеварения Галлер перешел к изучению пищевых продуктов, которые описал очень интересно.

Множество опытов проделал Галлер, чтобы уяснить механизм действия мышц и нервов. Эти опыты натолкнули его на необходимость ввести новое понятие — раздражимость. Мышцы функционируют, сокращаются, учил он, так как они раздражимы; нервы же чувствительны — они обладают способностью чувствовать, или же чувствительностью. Опыты Галлер производил следующим образом. Обнажив в теле живого животного исследуемый орган, он дожидался, когда оно успокоится, а затем раздражал орган различным образом — прикосновением, химическими веществами и т. п., стараясь при этом не затронуть соседние с органом ткани. Ему показалось, что мышечное вещество способно сокращаться самостоятельно, а объяснял он это его раздражимостью. Самый же нерв раздражаться не может, он только чувствителен. Органы также чувствительны и тем сильнее, чем богаче они нервами.

Ныне говорят о раздражимости нервных волокон как о чем-то само собой разумеющемся. Искусственное раздражение лучше всего вызывать слабым электрическим током. Нам известно, что любое возбуждение нерва связано с явлением электричества, с возникновением особого электрического тока — тока действия.

Важных химических изменений, происходящих в процессе деятельности мышц, Галлер, конечно, тоже не мог знать. Он ничего не знал об образовании молочной кислоты, о фосфорной кислоте, об источнике мышечной силы, гликогене — запасном углеводе у человека и животного, образующемся в печени из сахара, который откладывается здесь из крови.

Во время исследований нервов Галлер решил проверить чувствительность частей головного мозга, но, по-видимому, в результате неправильной постановки опыта пришел к ложным выводам. Он заявил, что серая кора мозга нечувствительна к раздражениям, в то время как находящееся под ней белое вещество при раздражении вызывает у подопытных животных судороги и проявления боли. Ныне каждый медик знает, что раздражение коры мозга приводит к судорожным приступам, подобным эпилептическим припадкам. Вероятно, раздражая белое вещество мозга, Галлер затронул серую кору и вызвал тем самым совместное раздражение. При помощи столь грубо проводимых опытов на чувствительном веществе головного мозга достигнуть правильных выводов было невозможно. Галлер не предполагал, что отдельные участки головного мозга являются средоточиями различных функций, т. е. что функции головного мозга локализованы.

Мы обязаны ему правильным распознанием функции мозжечка, открытием жизненно важного значения этого участка мозга, на которое Галлера навели исследования его ученика Иоганна Готфрида Цинна. Галлер признал, хотя, быть может, и не без колебаний, значение продолговатого мозга, — мы теперь знаем, что там находится центр дыхания, — но подчеркнул, что даже если участок мозга и важен для жизни, то это еще не значит, что он должен быть местом пребывания души: дело в том, что в те времена не было ни одного анатома и физиолога,, который не задумывался бы о том, где находится душа.

Галлер был знаком с явлением, которое впоследствии назвали автоматикой сердца. Он вынимал из тела небольшого животного сердце и наблюдал, как некоторое время оно еще продолжало биться или же вновь начинало биться под влиянием какого-либо раздражения, например, при прикосновении пинцетом. Он понял, что сердце бьется независимо от деятельности головного и спинного мозга и что на протяжении всей жизни оно регулярно работает за счет собственной энергии, так как сила, побуждающая сердце к постоянной и регулярной деятельности, находится в нем самом. Галлер сделал заключение, что сердце — наиболее раздражимый из всех органов и вместе с тем орган, не зависящий от деятельности центральной нервной системы. Этот вывод противоречил взглядам Георга Эрнста Шталя, заявлявшего, что не существует ничего, что не зависело бы от обитающей в центральной нервной системе души — anima. Шталь обосновал анимизм, поучая, что все, происходящее в живом организме, принципиально отличается от происходящего в безжизненном предмете, ибо всем живым руководит «чувствительная душа» («animata sinsitiva»). Эта душа не имела ничего общего с разумом. Шталь представлял ее как своего рода «жизненную силу».

Для Галлера подобная теория ничего не значила. Этот человек желал не столько верить, сколько видеть: поэтому-то он и производил опыты и поэтому-то он и стал основателем экспериментальной физиологии.