ЭРНСТ БРЮККЕ

В 1841 г. в письме к своему другу Халману Дюбуа-Реймон писал: «Я чудесно провожу теперь время с Брюкке. Из всех моих сверстников он первый и единственный обладает головой, которая тождественна моей. Он невероятно много пережил и выдумал массу вещей, весьма тонок и хитроумен в своих научных изысканиях; это спокойный и приветливый человек».

Эрнст Брюкке родился в 1819 г. в семье художника, талант которого был больше, чем его доходы. После ранней смерти матери Брюкке нашел у своего дяди в Штральзунде второй родной дом. В этом патриархальном семействе интересовались естественными науками. Сдав экзамен на аттестат зрелости, Эрнст не знал, за что приняться: художник, судостроитель, сельский хозяин — вот профессии, которые ему нравились. Но обучение любой из них требовало денег, а их-то и не было. Юноша избрал медицину, повидимому, в расчете на помощь трех своих дядюшек — зубных врачей, живших в Берлине. Иоганнес Мюллер обратил внимание на своего даровитого слушателя. В 1842 г. Брюкке стал доктором.

О естественно-научных взглядах Брюкке рассказывает другое письмо Дюбуа к Халману: «Мы с Брюкке поклялись доказать ту истину, что в организме не действует никаких иных сил, кроме обычных физико-химических; что там, где пока еще не все явления могут быть объяснены действием этих сил, следует, применяя физико-математический метод, изучать в каждом конкретном случае характер их воздействия или же предполагать наличие новых сил, равноценных присущим материи физикохимическим силам, действие которых постоянно сводится лишь к отталкивающим или притягивающим компонентам».

Брюкке имел счастье уже в возрасте девятнадцати лет получить профессуру в Кенигсберге. Уже в декабре 1848 г. великий анатом Гиртль спросил его, примет ли он приглашение приехать в Вену. Брюкке с радостью выразил свою готовность. Он очень быстро вошел в новую среду и был в ту пору расцвета венской медицинской школы одним из ее светочей.

В то время в Вене умели понимать значение науки и значение человека, образцово и славно представляющего столь важную область ее: оклад Брюкке был выше оклада прусского профессора, и австрийское министерство предоставляло его институту все, что он требовал.

Брюкке был великим физиологом. Он доставил много материала, необходимого для дальнейшего возведения величественного здания физиологии. «Много и во многом» — в этом заключаются его научные заслуги и величие. Он не отдался, как его друг Дюбуа-Реймон, изучению лишь одной области науки — он видел перед собой немало задач, требовавших разрешения, много пробелов в своей дисциплине и хотел заполнить эти пробелы. Однако это «много и во многом» не дало ему возможности совершить очень большое открытие. Кроме того, он упустил возможность открыть глазное зеркало. Это открытие было у него почти уже в руках: однажды, исследуя глаза своего друга Дюбуа-Реймона, он увидел внезапно их вспышку, что явилось темой опубликованной затем работы. Однако вопрос, почему при определенных условиях из глубины глаз исходит сияние, он перед собой не поставил, а потому и не ответил на него. Это сделал Гельмгольц, который изобрел глазное зеркало.

В начале своей деятельности Брюкке уделил внимание преимущественно зрительным аппаратам. В своей превосходной анатомии глаза он хорошо описал функции отдельных его частей, а также разработал много нового. Он интересовался вопросом о цветах, затем занялся физиологией голоса, затем строением мышечных волокон, затем вопросом свертывания крови и многими другими. Всюду он вносил новое и пополнял уже имеющиеся данные. Теории Иоганнеса Мюллера и клеточная теория Шванна требовали некоторых коррективов; их сделал Брюкке.

Новое орудие медицины — химия — служило мощным стимулом деятельности Брюкке, побуждая его к ценным работам. Он открыл, что моча даже здоровых людей содержит следы сахара. Он изучал обмен веществ — углеводов, сахара, крахмала и т. д. и первый показал опытным путем правоту Клода Бернара, предполагавшего, что гликоген в мышце расходуется во время работы.

Перечень трудов Брюкке состоит из 140 названий; среди них и двухтомный учебник. В нем нет ни введения, ни предисловия: ни одна лишняя строка не нарушала строгой направленности и серьезности той науки, которую преподавал Брюкке.