ИОГАННЕС МЮЛЛЕР

В 1826 г. 25-летний бонский приват-доцент доктор Иоганнес Мюллер переслал 77-летнему Гете свою только что вышедшую из печати книгу, посвященную физиологии зрения, написав при этом: «Суду Вашей доброты и снисходительности должен я предоставить решение, возымеете ли Вы охоту внимательно заняться и рассмот­реть этот посвященный Вам дар молчаливого и без­вестного доселе ученика. Я усматриваю столь тесную связь меж тем, что Вы сделали для нас, и тем, что мне удалось развить из этого, что мог бы осмелиться считать Вас самого ответственным за все следствия».

Гете ответил: «Безусловно, область, в которой мы трудимся, столь просторна и обширна, что не может, собственно, быть и речи об общем пути, и как раз те, что идут от центра к окружности, не в состоянии, невзи­рая на стремление к единой цели, идти параллельными дорогами. Поэтому они обязаны, как только им стано­вится известной деятельность других, все время следить за тем, остается ли каждый верен избранному им ра­диусу. Расхождения между исследователями неизбежны. Проживая долгую жизнь, убеждаешься также в невоз­можности прийти к чему-либо похожему на соглашение. Ибо если всякое суждение исходит из предпосылок и, если точно присмотреться, каждый исходит из особых предпосылок, то в заключение всегда останется извест­ное различие, которое еще более свидетельствует о беспредельности предмета, которым мы занимаемся, ис­следуем ли мы себя самих или же мир, или то, что есть над нами и миром».

Была ли это вежливая расписка в получении, изло­женная остроумным слогом, или же холодное предложе­ние молодому ученому оставаться в отведенных ему границах? Это письмо Гете следует прочитать дважды, чтобы уяснить его смысл и понять, что Гете отчетливо представлял себе человека, пославшего ему книгу: он понял, что к нему стремится приблизиться ищущая на­тура. Тем не менее дороги, которыми шли 77-летний и 25-летний, сойтись не могли.

Иоганнес Петер Мюллер родился в 1801 г. в Кобленце и умер в 1858 г. в Берлине. Если бы строго придержи­ваться взгляда Мюллера, то пришлось бы ограничиться перечислением названий его трудов. «Из жизни ученого, кроме его трудов, ничто не достойно упоминания, за исключением года рождения и смерти», — так высказал­ся он однажды, когда кто-то потребовал от него биогра­фических данных. Однако жизненный путь Мюллера достоин описания. Его отец был сапожник, но такой, ко­торый разбирался не только в своем ремесле. Когда школьный советник Шульце посоветовал отдать Иоган­неса в краковский университет, отец послал юношу в Бонн, где тот немедленно записался на медицинский факультет.

В те времена история развития зарождающейся жиз­ни была излюбленным объектом исследования. Факуль­тет назначил премию за лучшую работу в этой области, и она была присуждена молодому Мюллеру за сочине­ние, разумеется, на латинском языке, о дыхании заро­дыша. Вероятно, даже его автор не мог бы сказать, скольким животным это сочинение стоило жизни. В кру­гу друзей рассказывали, как однажды в период иссле­дования Мюллер завязал спор с хозяином трактира лишь для того, чтобы в это время его друзья могли выкрасть кошку, которая должна была окотиться. Рассказывали, что он учинял на улице охоту за суками, что он отдал свои последние деньги за то, чтобы исследовать неродившегося ягненка, и даже, стоя во время солдатской службы в карауле, собирал пауков, поселявшихся в будке часового. Он постоянно экспериментировал и с собственным телом, принуждая себя к необычным мы­шечным напряжениям с целью изучить какой-либо дви­гательный процесс.

Премию Мюллер получил в 1819 г., а через три года  стал доктором. В то же время школьный советник Шуль­це стал референтом-советником в прусском Министерстве просвещения, не забыв того, кому оказывал ранее свое покровительство. Он выхлопотал Мюллеру стипендию, давшую возможность молодому ученому переехать в Берлин и продолжать еще некоторое время анатомиче­ские и физиологические занятия. Там у него вскоре установились дружеские отношения с Карлом Асмонди Рудольфи, увлекавшимся сравнительной анатомией и способствовавшим расширению научных интересов Мюллера. Год спустя Мюллер возвратился в Бонн, где получил должность приват-доцента — по всей вероятности, он один из самых молодых приват-доцентов в исто­рии медицины, так как в то время ему было всего 23 года. Через два года он стал экстраординарным профессором, а в 1830 г. — ординарным профессором в Бонне.

Вскоре после этого Рудольфи умер, и Иоганнес Мюл­лер стал добиваться занятия его кафедры. Он написал министру: «Чувствуя, на что я способен, пребывая в расцвете сил молодости, считаю своим долгом с глу­бочайшей почтительностью обратить на себя внимание Вашего превосходительства. Ваш выбор на многие годы вперед определит тот дух, который могут источать вели­колепные институты Берлина. Быть может, раздадутся голоса, указывающие на мою молодость, но именно свою молодость, преисполненную трудами и опытами, кладу я на весы, противопоставляя ее старости». Письмо имело успех: министр Альтенштейн пригласил его в универси­тет и не раскаялся в этом: Иоганнес Мюллер оставался гордостью университета в течение 25 лет, до самой своей скоропостижной смерти в 1858 г.

Когда Мюллер был приглашен в Берлин, он мог уже ссылаться на несколько своих книг и открытий, вызвав­ших в медицинском мире сенсацию. Методом его работы была строжайшая объективность. Он не верил ничему, сказанному другим, даже если это рассматривалось как непогрешимая истина: он исследовал все сам, широко применяя эксперименты на животных. Его важнейшим инструментом были собственные его глаза и их продол­жение— микроскоп. Этот прибор к тому времени был уже значительно усовершенствован, однако врачи, даже исследователи, почти им не пользовались — многим он казался ненужной вещью. Иоганнес Мюллер показал значение микроскопа, показал, какие чудеса можно обна­ружить с его помощью. Данные микроскопических исследований составляют основу его книги о строении желез и истории образования половых органов. При помощи микроскопа он исследовал у человека красные кровяные тельца, существование которых отрицал родившийся на восемнадцать лет раньше него Франсуа Мажанди — тот самый Мажанди, который сам экспериментировал и проведовал мысль, что, приступая к любым физиологиче­ским опытам, необходимо отказаться от каких бы то ни было предпосылок. Мюллер занялся снова и пауками, на сей раз с целью изучить их дыхательные органы. Все это свидетельствует о его многосторонности и наличии способности заниматься одновременно решением не­скольких проблем.

Изучение Иоганнесом Мюллером красных кровяных телец послужило началом исследования крови. Вскоре стало известно, что кровь содержит как постоянные эле­менты красные и белые кровяные тельца и кровяные пластинки, которые плавают в жидкости — кровяной плазме. Позже исследование крови раскрыло великие тайны, заложенные в ней, — тот самый «особый сок», к которому привязана жизнь.

Почти в то же время Мюллер долго и основательно занимался изучением спинномозговых корешков. В этой области были сделаны чрезвычайно важные открытия. Чарлз Белл в Лондоне и Мажанди обнаружили, что неподвижность, т. е. паралич, наступает в том случае, если перерезать животному передние корешки спинного мозга, причем чувствительность сохраняется; перерезка же задних корешков вызывает, наоборот, потерю чув­ствительности при сохранении подвижности.

Белл первый заявил, что передние спинномозговые корешки обеспечивают подвижность соответствующей конечности. Но он недолюбливал вивисекций и возобно­вил работу лишь после того, как Мажанди сделал сооб­щение о своих опытах, а также после того, как нечто сходное было обнаружено и при изучении черепных нервов, а именно, что лицевой нерв способствует движе­ниям, тройничный — ощущениям. Иоганнес Мюллер долго искал подтверждения закона, открытого Беллом и Мажанди. Правильность этого закона доказали ему лишь опыты на лягушках: ведь у лягушек, даже лишен­ных головы, сохраняется еще некоторое время раздра­жимость спинного мозга, на котором можно производить опыты, и даже обезглавленная лягушка может прыгнуть в лицо исследователю. На все эти работы Мюллер уже мог сослаться, добиваясь профессуры в Берлине. Здесь он продолжал свою деятельность, результатом которой было обширное «Руководство по физиблогии человека». Наконец-то, спустя десятилетия, появилось сочинение, которое можно было сравнить со знаменитой книгой Альбрехта Галлера и которое, естественно, превосходило ее, так как за прошедшие годы было открыто много нового, касающегося человека. В книге Мюллера заклю­чалось все то, что физиология того времени могла рас­сказать о деятельности органов человеческого тела.

Вполне понятно, что Мюллер в целях изучения от­дельных вопросов физиологии человека постоянно ис­следовал соответствующие явления у животных, каждый раз подходя, таким образом, к открытию нового в чело­веческом организме через открытие нового у животного. За эти годы он предпринял до двадцати путешествий к морским берегам, с целью раздобыть из морских глубин то самое «нечто», которое он назвал планктоном и в котором кишели живые вещества мельчайшей формы. Однако и крупные обитатели морей давали ему много ценного для исследований. Так, например, он долго разыскивал беременную акулу, чтобы проверить, прав ли Аристотель, относивший акул к млекопитающим и упоминавший даже о наличии у них детского места, плаценты, что вызывало у ученых лишь улыбку. Нако­нец, Мюллер увидел плаценту собственными глазами и доказал, что старика Аристотеля не следует высмеивать, так как именно в этом вопросе он оказался прав.

Само собой разумеется, что такой ум не только соби­рал факты, но и стремился объединить их, стремился создать картину живого мира, для чего, помимо способности зрения, необходима и способность мышления. Мюллеру принадлежит изречение «Nemo psychologus nisi physiologus» («никто не может стать психологом, не будучи физиологом»), которым он предвосхитил неко­торые выводы, сделанные много лет спустя И. П. Пав­ловым.

Быть может, личность Мюллера легче всего понять, если представить себе ученого, борющегося с самим со­бой, чтобы достичь мировоззрения, покоящегося на естественно-научной основе. Он был сторонником идеи «жизненной силы», виталистом, о чем упомянуто в его предисловии к руководству по физиологии. Его «жиз­ненная сила» управляет жизненными функциями, но не идентична им.

Идея развития была чужда Мюллеру, и тем не менее он многое внес в теорию развития. Современный сту­дент при изучении анатомии знакомится с мюллеровым протоком — каналом, образующимся из соединения двух протоков. Этот канал имеется у эмбрионов обоих полов, но лишь у особи женского пола он продолжает разви­ваться, превращаясь в парный яичник и в непарный орган — матку и влагалище. У эмбриона мужского пола мюллеров проток хиреет и уступает место зачатку муж­ского полового аппарата.

Иоганнес Мюллер оставался в плену теории вита­лизма, хотя и видел развитие организмов, — очевидно, он хотел сохранить ей верность. И тем не менее Мюллер не был догматиком даже по отношению к своей соб­ственной теории. Он проявлял терпимость к другим воз­зрениям, например, к взглядам своего ученика Дюбуа- Реймона, который совсем не был виталистом. Мюллер должен был знать или чувствовать отсутствие связи между тем, что он обнаруживал, и тем, во что хотел ве­рить. Быть может, это и являлось причиной его раз­двоенности, внешней холодности и внутренней неудов­летворенности, которая его угнетала. Он был великим человеком, но, насколько это может утверждать один человек о другом по прошествии более столетия, он не был счастлив. Быть может, с этим сознанием, с этими вечными исканиями и неспособностью найти и связана его внезапная смерть. Причину его смерти так и не удалось установить. Производить вскрытие своего трупа, которое могло бы внести ясность в этот вопрос, он кате­горически запретил.

Помимо Белла, Мажанди и Мюллера, денные работы о нервных путях в спинном мозгу выполнены еще Мари Жаном Пьером Флурансом. Он рассматривал головной мозг с его обоими полушариями как единый орган осо­знанного ощущения и воли; здесь снова обнаруживается уже упомянутая ранее мысль о локализации. Эта мысль и в дальнейшем постоянно занимала ученых — научно- исследовательские институты всегда стремились найти те места в мозгу, которые являются центрами какого-либо движения или ощущения.

Флуранс считал, что разумная взаимосвязь движений есть результат деятельности мозжечка, значение которого для сохранения равновесия при ходьбе было им доказано. Он доказал экспериментальным путем на голубях, что нарушения равновесия могут быть вызваны и разру­шением внутреннего уха — лабиринта. Еще большую из­вестность и ценность для физиологии имел произведенный Флурансом в 1837 г. опыт с целью обнаружить место, где находится центр дыхания. Он нашел это место в продолговатом мозгу (medulla oblongata) и вынул оттуда частицу с верхушки «писчего пера» (calamus scriptorius): внезапно животное перестало дышать и тут же умерло. Обнаружение в продолговатом мозгу рядом с другими рефлекторными центрами также и центра дыхания имело для физиологических исследований огромное значение. Ныне известно, что центр дыхания изолирован от всех нервов, ведущих от периферии к головному мозгу, и что он работает автоматически и ритмично. Блуждающий нерв направляет импульсы к продолговатому мозгу; проходящие по нему волокна обеспечивают саморегуля­цию дыхания. Даже если перерезать животному оба блуждающих нерва, оно может и дышать, и удовлетво­рять свою потребность в воздухе, но делает это с трудом и с большей затратой сил, чем обычно.

Новые данные позволили подойти к проблеме рефлек­торных механизмов спинного мозга. Отчего обезглавлен­ная, т. е. лишенная головного мозга лягушка, о которой уже говорилось, была в состоянии производить целесо­образные движения? М. Халль, Ф. А. Лонже и И. Мюл­лер распознали рефлекторный механизм и ту двойную роль, которая выпадает на долю спинного мозга, — роль передатчика рефлексов и регулирующего аппарата. Этим они определили и другие процессы, которые, будучи рефлексами, играют огромную роль в жизни индиви­дуума — как человека, так и животного.

К выдающимся современникам Мюллера относится Иоганн Е. Пуркинье, родившийся в 1787 г. в Либоховице в Чехии. Несмотря на недостаток денег — его отец был мелким чиновником, — Пуркинье бросил изучение теоло­гии и занялся медициной. Темой его докторской диссер­тации было зрение как субъективный процесс. Этим вопросом интересовался Гете. Диссертация побудила его рекомендовать Пуркинье на должность профессора анатомии и физиологии в Бреславле. Впоследствии Пуркинье сменил эту кафедру на кафедру в Праге. Там он и жил все время, пользуясь признанием и уважением своих соотечественников как светоч чешской науки.

Свою жизнь Пуркинье посвятил главным образом изучению множества вопросов, касающихся функции ор­гана зрения. Феномен Пуркинье — восприятие различных степеней яркости — известен каждому медику, точно так же как и сосудистая фигура Пуркинье: это тени, бро­саемые на сетчатку кровеносными сосудами сетчатки, иногда воспринимаемые. Но, повидимому, многие медики не знают, что Пуркинье принадлежит введение термина «порог раздражения». Весьма слабое раздражение нерва не действует: оно должно достичь известной интенсив­ности— порога раздражения; при воздействии совсем слабыми электрическими токами, сила которых только приближается к порогу раздражения, ощущение появ­ляется лишь в момент прекращения действия тока, но не в момент включения и не во время спокойного его прохождения.

Далее совместно с Габриэлем Валентином, своим талантливым учеником, который в течение 45 лет препо­давал в Берне физиологию, Пуркинье обнаружил непре­рывные мерцательные движения различных слизистых оболочек, происходящие независимо от влияния голов­ного и спинного мозга; благодаря этим движениям, на­пример, удаляется из носа пыль или же продвигается по яичнику яйцо.

Пуркинье исследовал под микроскопом слизистую оболочку желудка, а также изучал структуру нервной системы и изложил данные своих наблюдений. Каждый медик знает выражение «осевой цилиндр» — его ввел в обиход Пуркинье, подразумевая под этим центральную часть нервного волокна. Он же предложил слово «прото­плазма», обозначающее содержимое клетки за исключе­нием ядра. Между прочим, клеточное ядро как в клетке растительной, так и в клетке животной ткани тоже было объектом его наблюдений.

Интерес Пуркинье к истории развития привел, поми­мо прочего, к открытию им зародышевого пятна на зародышевом диске куриного яйца — так называемого наседа. Он указал, и на «ядерные образования» как на основное вещество всех желез, однако это было не что иное, как клетка, которую он, таким образом, открыл, быть может, раньше Шванна.

­Можно было бы назвать и некоторые другие физио­логические открытия Пуркинье. Он жил в великую эпоху физиологии и стоял на уровне знаний этой эпохи.

С Иоганнеса Мюллера ряд великих физиологов уже не прерывается. Даже в те периоды, которые казались мало плодотворными, были сделаны важные открытия.

Похожие материалы:

Эмиль Дюбуа-Реймон 

Эрнст Брюкке 

Питание и пищеварение

История открытия витаминов